“Очередь” Владимир Сорокин

В рубрике нашего портала “Книжный русский фонд Люксембурга”, в этом месяце, Ирина Габичева хочет познакомить нас с книгой “Очередь” Владимира Сорокина из фонда люксембургской Национальной библиотеки.

1983 «Очередь», впервые опубликован издательством «Синтаксис», Париж, 1985.

Владимир Георгиевич Сорокин родился 7 августа 1955 года в подмосковном городке Быково. В 1977 году окончил Московский институт нефти и газа имени Губкина по специальности инженер-механик. Получив высшее образование, Сорокин в течение года работал в журнале “Смена”, откуда был уволен за отказ вступить в комсомол. Занимался книжной графикой, живописью, концептуальным искусством. Участник многих художественных выставок. Оформил и проиллюстрировал около 50 книг. Первые литературные опыты Сорокина относятся к началу 1970-х годов: в 1972 дебютировал как поэт в многотиражной газете “За кадры нефтяников”. Как литератор сформировался среди художников и писателей московского андерграунда 80-х.

В 1985 году в парижском журнале “А-Я” была напечатана подборка из шести рассказов Сорокина. В том же году в издательстве “Синтаксис” (Франция) вышел роман “Очередь”.

Произведения Сорокина — яркие образчики культуры андерграунда — в советское время, естественно, не могли быть напечатаны на родине писателя: первая публикация в СССР приходится на 1989 год — рижский журнал “Родник” опубликовал в ноябрьском выпуске несколько рассказов писателя. Чуть позже рассказы Сорокина появляются в российских журналах и альманахах “Третья модернизация”, “Митин журнал”, “Искусство кино”, “Конец века”, “Вестник новой литературы”.

http://www.srkn.ru/

 

Критик: Марк Рейтман /Очередь за славой

 

Владимир Сорокин — это тоже игра в слова, но игра, как я уже сказал, всерьез. И потому судить ее показано по-строгому. Повесть «Очередь» поначалу воспринимается как обычная, средней тяжести «чернуха» по поводу извечных советских нехваток. Чего-то дают, но что — это так и остается неизвестным читателю. Даже самим героям повести, не совсем ясно по сколько дают и стоит ли стоять, хотя они и не ленятся подолгу выяснять это. Во всех них тлеет жажда справедливости, подвигающая на не только дневные, но и ночные переклички, изгон нестоявших, правда, все больше словесный, и осуждение антинародных происков милиции, исправно поставляющей привилегированных покупателей. Переклички тоже выдержаны в форме диалога, звучащего так:

— Дюкова.

— Я.

— Сокольский.

— Я.

Картина очереди со всеми ее несправедливостями — весьма живая и, по обычным меркам, емкая, свидетельствует о несомненном таланте автора, что кричит и рвется на привязи литературных традиций. Все остальные привязи в России благополучно обрублены. Но действие развивается, и мы начинаем распознавать в этом цветистом очередном хоре два голоса, мужской и женский, которые явно «клеятся» друг к другу. А тут уж недолго, как водится в сегодняшней жизни, и до любовной сцены в безлюдной квартирке. В этом обороте автор не покидает строго выдерживаемый режим диалога, ввиду чего кульминация сцены звучит так:

— Аах…

— Хах…

— Аах…

— Хах…

И так далее, едва ли не на шести страницах. Варьируется лишь количество гласной «а» в междометиях. По ходу дела выясняется, что не все так просто: женщина — не то, за кого она себя поначалу выдает. Но это уже не имеет никакого значения за дымовой завесой из аахов и хахов.

 1998